Ho perso il conto del tempo che siamo stati nascosti qui, tra gli scarti di fieno puzzolente e tanfo di umanità sporca e spaventata. E’ da poco passato Natale e l’abbiamo passato in questa stalla, insieme ai compaesani affamati, tremanti di freddo e paura. Quasi come Gesù Bambino, solo che almeno lui aveva un bue e un asinello che lo scaldavano con l’alito. Noi manco quelli. Gli asini se li sono portati via i militari, per trasportare il trasportabile, anche il corredo di mamma; i buoi … non ci vuole molto per capire che fine hanno fatto, già da tempo, anche i più tosti da masticare.
Al buio crepato dal fioco chiarore mattutino, accucciata alla mia schiena per scongiurare il gelo, mia sorella Teresina mormora «Checchina … sei sveglia?» Sussurra, come siamo ormai abituate a fare, per renderci il più trasparenti possibile, ragazze ombra che si fanno forza solo per proteggere una madre vedova e tre fratelli più piccoli, anche se non sono sicura di quale protezione potremmo mai offrire.
«Si, sono sveglia, ma taci o svegli tutti e incominciano con le lagne per la fame e chi li sente … ».
«Hai ragione, ma c’è qualcosa che non va … non riesco a capire … ».
«Teresì, c’è la guerra, cosa vuoi di più?»
«Ma no, ascolta bene … »
Tendo le orecchie. Nella penombra scorgo le sagome dei poveracci che hanno perso tutto in pochi mesi, traditi da re e ragion di stato. Sento solo il respiro angosciato di chi copre la testa con le braccia in un gesto istintivo, per allontanare quell’incubo che è la nostra quotidiana realtà: colpi di cannone che rimbombano, mitragliatrici che sferragliano, bombe che ululano, carri armati che fanno tremare la terra prima che li si vedano arrivare.
E ascoltando bene, mi rendo conto che la guerra tace. | Я потеряла счет времени с тех пор, как мы прячемся здесь, среди затхлого сена и человеческого зловония, исходящего от грязных и напуганных людей. Совсем недавно прошло Рождество, и провели мы его в этом хлеву вместе с голодными, дрожащими от холода и страха земляками. Почти как младенец Иисус, с той только разницей, что рядом с ним, по крайней мере, были вол и осел, которые его согревали своим дыханием. У нас даже их нет. Ослов забрали солдаты, чтобы увезти на них всю движимость, в том числе и мамино приданое. Быки... не трудно догадаться, что стало с ними, и уже давно, даже с теми, чье мясо было самым жестким. В темноте, прорезанной слабым утренним светом, прижавшись к моей спине, чтобы не окоченеть, бормочет моя сестра Терезина: «Кеккина... ты не спишь?» Она говорит шепотом, мы уже привыкли шептаться, стараясь быть как можно незаметнее, девочки-тени, которые храбрятся только ради того, чтобы защитить мать-вдову и трех младших братишек, правда, я не уверена, как вообще мы могли бы защитить их. -Я не сплю. Только молчи, а то всех разбудишь, и они начнут жаловаться, что голодные, и кто их услышит.... - Ты права, но что-то не так... не могу понять, что... - Терези, на дворе война, что тебе еще надо? - Да, нет, ты вслушайся. Я превращаюсь в слух. В полутьме я различаю очертания бедняг, которые за пару месяцев потерявших все, что у них было, став жертвами предательства короля и государства. Я слышу только неровное дыхание людей, инстинктивно прикрывших голову рукой, заслоняясь от кошмара нашей повседневной действительности: ударов палящих пушек, лязгания пулеметов, завывания бомб, дрожания земли при приближении танков. И прислушавшись, я понимаю, что война молчит.
|