... Издали, в лесном коридоре, оно показалось веселое и нарядное, сияющее необыкновенно чистой и ровной желтизной. Я подошел поближе: это было заброшенное поле, давно не паханное и не сеянное, и теперь густо заросшее какими-то невысокими растениями-кустиками. От них вдруг дохнуло приятным горьковато-цветочным ароматом. «Да это сурепка, — вспомнил я когда-то читанный ботанический атлас, — что-то вроде сорняка...».
Свежий ветер пробежал над живым ковром, все поле заиграло и запереливалось золотистыми волнами, которые докатывались до затененной солнцем стены леса, образуя удивительный контраст темно-зеленого и ярко-желтого. «Будто драгоценная чаша в малахитовой оправе» — мелькнуло сравнение.
Высоко в знойном июньском небе парил коршун. Жара предвещала грозу. Над западной частью горизонта уже темнела громадная туча, набухая дождем. И только в зените неровные, быстро смещающиеся края облаков ослепительно сверкали расплавленным серебром, источая нестерпимый свет. Ветер усиливался, все соцветия сурепки быстро раскачивались, будто исполняя какой-то экзотический танец.
Звенело, страстно и не переставая, множество невидимых глазу жаворонков. Будто перед грозой пели и цветы, и лес, и это далекое от человеческих селений поле. Но вот теплые серые комочки упали откуда-то с неба и зависли над кустиками золотистой сурепки. Некоторые жаворонки вились над самым полем, перепархивая от цветка к цветку и наполняя окраину неумолчным пилением. Другие, часто трепеща крылышками, поднимались вертикально и зависали метрах в четырех-пяти над землей и также громко славили жизнь.
Предгрозовые облака громоздились по всему небу, кое-где иссиня-розоватые, будто раскаленные изнутри, и я увидел, что над лесом осталось лишь небольшое голубоватое окно, из которого прямым широким водопадом прорывались к земле лучи, заливая теплым мягким светом все летнее благоухающее цветение. А в напряженном, наполненном электричеством воздухе беззвучно бушевала метель из летящего вокруг осинового пуха. Но вот где-то оглушительно ударил гром, и первые крупные капли дождя шумно хлестанули по золоту цветов сурепки. В тот миг, когда пришел ливень, вдруг показалось, что вся живая природа свободно и облегченно вздохнула, что все деревья, растения, птицы и звери обрадовались сверкающему, всполошному, сотканному из толстых водяных струй, дождю.
До нитки промокший, один среди затуманенного и вдруг притихшего, словно бы придавленного стихией поля, я также молча наслаждался упоительным счастьем человека, которому один, от силы два раза в году дано увидеть и ощутить прекрасное смятение в природе. | From far away... in the forest corridor, it seemed fun and elegant shining with unusually clear and smooth yellowness. I came closer: it was abandoned field, had not plowed and unseeded long ago, and now densely overgrown with some low plants- bushes. Suddenly a pleasant bitter-flower aroma breathes from them. "Yes it is winter cress – remembered I once read a botanical atlas - a bit of weed ...". Fresh wind had swept over the living carpet and the whole field began to play and over gleamed with golden waves that reached to the shaded sun timber walls, forming amazing contrast of dark green and bright yellow. "Like a precious bowl in the malachite frame" - flashed comparison. High in the sultry and June sky kite hovered. Heat predicted the thunderstorm. Over the western horizon a huge cloud was darkened swelling with rain. And only uneven quickly displaced edges of the clouds glared with molten silver at the zenith, emitted an intolerable light. Wind increased, all the flower heads of the winter cress quickly swayed as if performing an exotic dance. Many invisible to the eye skylarks rang passionately and without ceasing. Flowers and the forest as well as this far from human settlements field sang as If before the thunderstorm. But here are the warm gray lumps fell from somewhere in the sky and hovered over the bushes of golden winter cress. Some skylarks hovered above the field flittered from flower to flower and filling the outskirts with their incessant piping. Others, often fluttering wings raised vertically and hovered in four or five meters above ground and also loudly praised life. Thunder ominous clouds towered all over the sky, somewhere a blue-pink, as if glowing internally. And I saw that over the forest there was only one slight bluish window from which directly towards the ground broke a widest waterfall beams, pouring with warm soft light all the fragrant summer blooms. And in a tight with electricity air a blizzard of flying around aspen fluff was silently raging. But here a clap of thunder somewhere was hitted, and the first large raindrops noisily lashed over the gold of winter cress. In a moment when downpour began, it suddenly seemed that all wildlife breathed free and lightweight. All the trees, plants, birds and animals were happy about with sparkling, perturb, rain, woven from the thick water jets. Drenched to the skin, I was alone in the field, befogged and suddenly folded in silence, as if crushed by the power. Silently I also enjoyed with the intoxicating happiness of a man, to which one, maybe two times a year is given to see and feel the wonderful confusion in nature. |